Рогоносец - Страница 42

Когда я вошел в кабинет Сергея Герасимовича, он тяжело поднялся и поздоровался за мной за руку. Грузный, полный человек с уже отвисшими щеками, мохнатыми бровями и редкими седыми волосами. Сказывается возраст. Ему уже за семьдесят. Все считают, что после его ухода именно я должен занять его место. Он об этом тоже знает, но все равно относится ко мне нормально. Я ведь его не подсиживаю. Да это и невозможно. Он один из главных акционеров нашей компании. Именно поэтому чувствует себя достаточно уверенно. Дочь Ляпунова тоже работает в нашей компании.

Он долго молчит, сокрушенно качая головой. Затем проводит меня в угол, где стоят два кресла. Здесь обычно он беседует на самые доверительные темы. На столике бутылка его любимого виски, два стакана и ведерко со льдом.

– Я уже слышал, что случилось, – сказал со вздохом Ляпунов. – Бедный мальчик! Представляю, как тебе тяжело! Ты ведь всегда его опекал и заботился о нем.

Я кивнул. Не нужно пока никому говорить о том, что в сгоревшей машине был не Мартин. Это моя тайна, и я не готов ею делиться, пока не получил фотографии. Ляпунов разлил виски, поднял свой стакан.

– Давай помянем, – предложил он. – Ты хоть и мусульманин по отцу, но по маме все равно православный, значит, имеешь право поминать.

В этот момент я вспомнил, что нельзя пить за живых, как за мертвых. И поэтому на всякий случай сказал:

– Для меня он все еще живой! – И только после этого выпиваю виски. Ляпунов понимающе кивает и тоже пьет.

– Моя супруга знала его маму, – говорит Сергей Герасимович. – Чудесная была женщина. Ей не совсем повезло. Ты, наверное, знаешь их историю. Его родители развелись, когда мальчику было только пять лет. И через год его мать должна была уезжать на стажировку в немецкий университет. На два года. Она вынуждена была отправить сына к бабушке, матери его отца. А та была не совсем адекватная женщина. Он несколько раз убегал из дома. Потом его находили и возвращали. Ну а когда ему исполнилось уже восемь, мать вернулась и, оставшись в Москве, взяла его к себе.

– Он никогда не рассказывал про жизнь у бабушки, – вспомнил я. – Может, ему просто хотелось вычеркнуть этот период из своей жизни.

– Жалко парня, – продолжал Ляпунов. – Ты узнал какие-нибудь подробности? А то здесь рассказывают такие ужасы, что я не хочу даже в них верить.

– Пока информации не очень много, известно только, что за городом нашли его обгоревшую машину, а там был один пассажир. Возможно, это он, а возможно, кто-то другой. Сейчас проводят экспертизу.

– Кто еще мог сидеть в его машине, – мрачно говорит Сергей Герасимович. – Такое несчастье. У него ведь никого не было?

– В Москве не было.

– Мне говорили, что ты его все время опекаешь, – повторил Ляпунов. – Молодец! Поступал очень благородно. Я ведь никогда не верил в эти грязные сплетни, которые ходили про вашу дружбу. Людям сложно поверить в чистоту помыслов других, сказывается собственная испорченность. Я же знаю, что у тебя жена и дочь. А наш президент компании даже однажды рассказал мне, как ты вызывал женщин, когда вы были в командировке в Киеве. Ты не смущайся, я никому об этом не рассказывал. Но наш президент сразу сказал, что все эти слухи про тебя и Мартина просто чушь собачья. Он так и сказал, что ты настоящий мужик, и я этому очень рад.

Оказывается, так много людей интересовались моей личной жизнью! Представляю, что бы подумал наш президент компании, если бы я тогда отказался встречаться с этой проституткой! Хотя мне было не очень комфортно. Нет, с женщинами я мог встречаться, но не с проститутками. Они вызывали у меня чувство брезгливости, когда я представлял, как другие мужчины были до меня с этим телом, с этой женщиной.

Ляпунов снова разлил виски. Напиток хороший. Хотя я больше люблю водку. Такая не совсем мусульманская страсть к этому напитку. Водка вообще идеальный продукт. Но Ляпунов в молодости работал с иностранцами и пристрастился к виски…

– Давай за тебя, – предложил он.

Этот янтарный напиток сразу бьет в голову.

– Ты ведь уже слышал, что я собираюсь уходить в будущем году, – сообщил мне впервые Сергей Герасимович. – И я вижу на своем месте только тебя. Ты у нас давно работаешь, знаешь английский язык, у тебя хорошее образование. И никто не станет больше распространять про тебя всякие гадости о ваших связях с Мартином. Жалко парня, но хотя бы эти сплетни раз и навсегда закончатся. У нас все-таки православная страна, и первый вице-президент – содомит вызовет известное отторжение в определенных кругах. Ты меня понимаешь? Раньше я не говорил с тобой на эту тему. А сейчас самое время. После ухода Мартина.

Я киваю головой. Оказывается, моему будущему назначению могла помешать дружба с Мартином. Вот такие у нас новости. Хорошо. Если Мартин действительно жив, я должен буду подумать, куда именно его перевести. Сделать начальником нашего юридического управления уже просто неприлично. Стоп. Наш начальник управления Коржиков Александр Гаврилович. Пятьдесят два года. Бывший сотрудник Министерства юстиции. Работает у нас шесть лет. И знает или догадывается о моих связях с Мартином. Несколько раз я замечал, как ловко он пытается подставить Мартина. И несколько раз я это поправлял. Он, конечно, тоже прекрасно знает о возможном уходе Ляпунова и моем возможном перемещении на место первого вице-президента. Если он не дурак, а он далеко не дурак, то тогда ему не может нравиться подобная перспектива. Ведь в этом случае я начну активно лоббировать Мартина на его место. Я считал, что у Мартина нет врагов. Вот тебе и враг номер один, который не хочет уступать своего места. И его можно понять. Коржиков мрачный, замкнутый, нелюдимый человек. Его интересуют только документы и цифры. Живые люди ему неинтересны. Говорят, что он женат, но детей у них нет. Может, поэтому он такой мрачный? Хотя, что хорошего в детях, я до сих пор не могу понять. Я вот имею дочь, которую столько лет содержал, одевал, обувал, кормил. И она даже не хочет меня видеть. Обидно и даже оскорбительно. И вообще нет никакого зова крови. Есть только дружба и личные интересы. А родительская любовь – это всегда эгоизм взрослых, пытающихся вырастить других по своему образу и подобию.